Художественное содержание тематической выставки освещает изобразительными средствами читательский мир поэта, для которого чтение было частью творческого процесса. Ознакомиться с книжными экземплярами из коллекции музейного фонда Пушкинского Заповедника – значит встретиться с «друзьями» Пушкина, проследить его мысли, представить интересы и настроения, так как отношение к книге, глубокая жажда всесторонних познаний отмечают весь жизненный путь Пушкина.

Книга вошла в его сознание, начиная с отроческого возраста. Как рассказывал Лев Сергеевич Пушкин, младший брат поэта, по ночам он забирался в отцовский кабинет, где находилось роскошное книжное собрание, и долго сидел там над старыми томами. В девять лет Пушкин прочитал «Илиаду», «Одиссею», «Жизнеописания» Плутарха. Лицейские педагоги отмечают, что 13-летний Пушкин, «читав множество французских книг, но без выбора, приличного его возрасту, наполнил память свою удачными местами известных авторов; довольно начитан в русской словесности, знает много басен и стихов». На школьной скамье Пушкин читал жадно Державина, Карамзина, Жуковского, Батюшкова, Вяземского, Крылова, авторов XVIII века.

У него было два четырёхтомника Державина. Но первое многотомное собрание его сочинений 1808 года было сильно зачитано. Встреча поэтов состоялась единожды, 8 января 1815 года, на знаменитом лицейском экзамене. Выше всех Державин ценил Жуковского и хотел его сделать своим литературным наследником, но талантливый лицеист затмил собою всех. 26 марта 1820 года, в день, когда Пушкин закончил писать «Руслана и Людмилу», он получил от Жуковского бандероль – письмо и портрет с подписью: «Победителю ученику от побеждённого учителя».

Жизнь на юге, а потом в Михайловском была посвящена в значительной степени чтению. Не довольствуясь присылаемыми и покупаемыми книгами, он брал их у В. Ф. Раевского, И. П. Липранди и у многих других своих приятелей и знакомых. В письмах его к брату и к П. А. Плетневу из Кишинева, а потом из Михайловского то и дело встречаются просьбы о присылке тех или иных книг; они доставляли поэту немало материалов для умственных трудов, для текущих его работ и замыслов, для самообразования.

Посетив однажды, 15 сентября 1827 года, поэта в Михайловском, А. Н. Вульф застал его за рабочим столом, на котором «дружно <…> лежали Montesquieuе и «Журналом Петра I», виден был также Alfieri, ежемесячники Н. М. Карамзина и изъяснение слов, скрывшиеся в полдюжине русских альманахов».

В Михайловском, можно сказать, Пушкин изучал более углублённо тексты английских писателей, переосмысливая занимавшие его сюжеты и образы, и тем самым под их воздействием вырабатывал собственные оригинальные способы и приёмы в создании литературных персонажей. В IV гл. «Евгения Онегина» «W. Scott» назван автором, подходящим для чтения в сельском уединении, и впоследствии, попадая в деревню, Пушкин снова и снова обращался к сочинениям «шотландского чародея»: «Читаю романы В. Скотта, от которых в восхищении», – писал он жене из Михайловского от 25 сентября 1835 года.

Но и присутствие Шекспира обозначено в романе во второй главе цитатой из «Гамлета» «Poor Yorick!», которое Пушкин счёл необходимым снабдить примечанием: «“Бедный Иорик!” – восклицание Гамлета над черепом шута (см. Шекспира и Стерна)». Отдалённая перекличка с Шекспиром слышится и в интерпретации образа Ибрагима в романе о царском арапе, который подобно Отелло – также натура глубокая, деятельная, цельная, он способен быть благодарным, осознавая грандиозность задуманных Петром I преобразований государства Российского.

В годы михайловской ссылки Пушкин обращался и к церковным книгам библиотеки Святогорского монастыря. Сам облик и дух древней обители, основанной Иваном Горозным, послужили творческим материалом для создания цельных образов русской истории в драме «Борис Годунов», которую Пушкин называл в числе лучших своих произведений. И написанные в Михайловском центральные главы «Евгения Онегина» рисуют прекрасные и в то же время глубоко конкретные, полные не без иронии подмеченных жизненных деталей образы русской деревни, глубоко поэтичного её усадебного строя.

Библиотека соседнего Тригорского привлекла к себе внимание Пушкина сразу же, ещё в первый его приезд в Михайловское после окончания царскосельского лицея, - он любил рыться в её книгах и во время своего заточения, и позже, наезжая туда на время. Да и собственная его михайловская библиотека, собранная в годы ссылки, была весьма значительна по размерам. Когда в 1832 году Пушкин, переселившись окончательно в Петербург, задумал перевезти туда и своё деревенское собрание книг, поручив хлопоты по этому делу П. А. Осиповой, то книги его заполнили собою не один ящик.

Помимо покупок, Пушкин получал от своих друзей и знакомых писателей их произведения и издания, которые в довольно большом количестве входили в состав его библиотеки и отчасти доныне в ней сохранились. Рыться в книгах, бродить по книжным лавкам было для него наслаждением. Пушкин был постоянным посетителем лавок известных в то время книгопродавцев Смирдина, Сленина, Лисенкова, Диксона, Белизара, но, не довольствуясь этим, выписывал книги и из-за границы. «Книги из Парижа приехали, и моя библиотека растёт и теснится», – пишет он жене Наталье Николаевне.

Пушкин свободно пользовался книгами, изданными за границей, знал несколько иностранных языков: французский, английский, немецкий, итальянский, испанский, латинский, греческий, языки славянских народов. Одни – в совершенстве, другие не переставал изучать на протяжении всей жизни. По словам современников, Пушкин глубоко понимал и чувствовал особенности каждого языка. «Одушевленный разговор его, – писал Н. А. Полевой, – был красноречивой импровизацией. Он страстно любил искусства и имел на них оригинальный взгляд. Тем особенно был занимателен и разговор его, что он обо всем судил умно, блестяще и чрезвычайно оригинально».

Пушкин был активнейшим читателем книги: хвалил или порицал автора, спорил или соглашался с ним, дополнял его или, отталкиваясь от чужой мысли, развивал свою. Часто, не ограничиваясь беглыми и краткими пометками на полях, он заносил свои критические замечания на отдельные листки, вкладываемые в книгу или тетрадь. Эти заметки, возникавшие при чтении, порой вырастали в самостоятельные статьи.

Круг интересов Пушкина поражает своей энциклопедичностью. Состав библиотеки свидетельствует о широком разнообразии вопросов, его занимавших. Среди многотомного собрания имелось немало книг старинных. Например, два тома великолепного издания произведений Данте Алигьери на французском языке, вышедшего в 1596 году. По сохранившимся счетам книгопродавцев можно узнать, какие издания попали на книжные полки поэта в числе последних. Среди них двухтомник Токвилля «О демократии в Америке», «Ключ к «Истории царства Российского» Н. М. Карамзина», составленный Павлом Строевым, и «Месяцеслов на 1837 год».

В. А. Жуковский в своём известном письме о последних днях жизни Пушкина передаёт трогательную подробность: когда поэт, привезённый после дуэли домой и положенный на диван в своём кабинете, узнал от доктора Шольца о том, что жизнь его в опасности, он, обратив глаза на свою библиотеку, сказал: «Прощайте, друзья!».

Основной раздел выставки, посвящённой 225-летию со дня рождения А. С. Пушкина, представляет иллюстративное прочтение целой плеяды замечательных художников пушкинских произведений. Это ставшая первой книгой поэта – поэма «Руслан и Людмила», изданная в 1820 году. Это поэма из южного цикла – «Бахчисарайский фонтан», вышедшая в 1824 году. Это и роман в стихах «Евгений Онегин». И произведения, изданные Пушкиным в 1834 году, – сказка «О золотом петушке», «Пиковая дама» и исторические главы романа в прозе «Арап Петра Великого».

Л. В. Козмина,
хранитель музея-усадьбы Ганнибалов
кандидат филологических наук